Каждый человек имеет права на стресс
читать дальшеМетро... вид транспорта, помогающий тысячам людей исполнять свой гражданский долг ежедневно.
Тысячи головных уборов, миллионы сапог, заляпанных грязью, перчаток. Люди идут с каменными лицами, думают о своем; идут общим потоком, обычно в часы пик, создавая этакий коллективный разум. Редко кто улыбнется утром, редко кто оглянется по сторонам, все автоматически совершают механические движения в сторону выхода со станции, деликатно разделяясь на два потока маленьких частиц: тех, кто выходит в питерскую зимнюю осень, и тех, кто едет дальше, избравших путь недолгим часом теплее.
Но не все частицы одинаковы. Когда общий поток спадает, отчетливо видны два улыбающихся лица. О чем-то перешептываются губы, глаза загораются хитрыми шкодливыми огоньками, движенья вперед больше нет. Одна из девушек быстро вынимает из сумочки мобильный телефон и делает то, о чем я мечтаю уже минут десять. Довольные улыбки, две пары глаз в телефон, подружки медленно движутся дальше - по своим делам.
Я сижу напротив женщины, которая невольно весьма интересна окружающим, но на которую не положено смотреть в приличном обществе. На ней холодно-серого оттенка сапоги, благородного мышиного цвета пальто, вязаная шапка с логотипом давно разорившейся заграничной фирмы и красные теплые штаны, о каких всегда мечтается, когда на улице дела идут к минус десяти.
Мимо нее проходят люди, и мне непонятно, почему ее так упорно никто не замечает. Это определенно тот самый персонаж, о каких пишут классики. Это вдохновительница, муза, дарящая трепет в суставы и души. Эту женщину мечтает встретить каждый художник, каждый поэт и писатель... Да, что там... каждый политик, дизайнер, музыкант, журналист и ди-джей.
Женщина хочет спать, она опускает голову низко, и я вижу только макушку шапки вместо лица. Рядышком стоит пластиковая корзинка с белыми ручками и зеленым пакетом внутри. Это все ее вещи. Не уверена, что она знает, где живет. Еще чуть-чуть и я поверю, что она не хочет этого знать. Что ж. Это бывает.
Как в сказке, откуда ни возьмись, появляется бородатый мужчина, бережно берет мою женщину за руку, что-то вкладывает в ее ладонь, улыбаясь, отпускает. У меня не возникает сомнений насчет того, чем это может оказаться. Вглядываюсь в суть поступка, вглядываюсь в человека, не ища подвоха. Это слишком вдохновленное лицо, чтобы оказаться подлецом и террористом, глаза эти слишком светлы, чтобы замышлять недоброе. Улыбка эта слишком наполнена счастьем, чтобы стать чем-то осуждаемым в обществе. Он не сделал ничего дурного, поэтому поток людей проходит сквозь него, не замечая его поступка. Быстро и радостно улыбнувшись, мужчина продолжает свой путь.
Из пластиковой корзинки тянется ярко зеленый ремешок, заканчивается он где-то на коленях у женщины. Я его сначала не замечала, а, заметив, удивилась его предназначению. Это был кошачий поводок, аккуратно закрепленный на холке и под лапами большущего кота благородной дворовой породы. Женщина спала, низко опустив голову, на ее коленях спал кот, вытянув вперед свою белую кошачью тапочку. Руки женщины, которая не хочет знать, где живет, грели кошачьи полоски снизу, кошачий подбородок грелся о пальто советского стиля, а хвост свободно свисал вниз.
Иногда женщина просыпалась, чуть поднимала голову и своими морщинками с любовью смотрела на кота. Кот либо спал, либо поднимал голову и, прищурив глаза смотрел на хозяйку. Глядя на него со стороны, мне казалось... я просто уверена, что кот улыбался. Ничего больше ему было не надо. Он привык к теплым, морщинистым, заботливым ее рукам. Он привык к ее мышиного цвета пальто, привык к ярко-зеленому поводку и то, что хвост благородной дворовой породы свисает с ее колен.
А ей может быт хотелось бы большего, но улыбка, предназначенная ее другу, тепла и нежна. А когда в душе столько нежности и доброты о лучшем уже не мечтается!
Тысячи людей проходят здесь ежедневно, тысячи головных уборов, миллионы сапог и перчаток. Но в глазах людей, спешащих исполнить свой гражданский долг, не прочитаешь столько искренности и счастья, как в глазах одной только женщины, на которую смотреть неприлично, и в прищуренных глазах одного ею любимого кота, который, как мне казалось, улыбался...
Тысячи головных уборов, миллионы сапог, заляпанных грязью, перчаток. Люди идут с каменными лицами, думают о своем; идут общим потоком, обычно в часы пик, создавая этакий коллективный разум. Редко кто улыбнется утром, редко кто оглянется по сторонам, все автоматически совершают механические движения в сторону выхода со станции, деликатно разделяясь на два потока маленьких частиц: тех, кто выходит в питерскую зимнюю осень, и тех, кто едет дальше, избравших путь недолгим часом теплее.
Но не все частицы одинаковы. Когда общий поток спадает, отчетливо видны два улыбающихся лица. О чем-то перешептываются губы, глаза загораются хитрыми шкодливыми огоньками, движенья вперед больше нет. Одна из девушек быстро вынимает из сумочки мобильный телефон и делает то, о чем я мечтаю уже минут десять. Довольные улыбки, две пары глаз в телефон, подружки медленно движутся дальше - по своим делам.
Я сижу напротив женщины, которая невольно весьма интересна окружающим, но на которую не положено смотреть в приличном обществе. На ней холодно-серого оттенка сапоги, благородного мышиного цвета пальто, вязаная шапка с логотипом давно разорившейся заграничной фирмы и красные теплые штаны, о каких всегда мечтается, когда на улице дела идут к минус десяти.
Мимо нее проходят люди, и мне непонятно, почему ее так упорно никто не замечает. Это определенно тот самый персонаж, о каких пишут классики. Это вдохновительница, муза, дарящая трепет в суставы и души. Эту женщину мечтает встретить каждый художник, каждый поэт и писатель... Да, что там... каждый политик, дизайнер, музыкант, журналист и ди-джей.
Женщина хочет спать, она опускает голову низко, и я вижу только макушку шапки вместо лица. Рядышком стоит пластиковая корзинка с белыми ручками и зеленым пакетом внутри. Это все ее вещи. Не уверена, что она знает, где живет. Еще чуть-чуть и я поверю, что она не хочет этого знать. Что ж. Это бывает.
Как в сказке, откуда ни возьмись, появляется бородатый мужчина, бережно берет мою женщину за руку, что-то вкладывает в ее ладонь, улыбаясь, отпускает. У меня не возникает сомнений насчет того, чем это может оказаться. Вглядываюсь в суть поступка, вглядываюсь в человека, не ища подвоха. Это слишком вдохновленное лицо, чтобы оказаться подлецом и террористом, глаза эти слишком светлы, чтобы замышлять недоброе. Улыбка эта слишком наполнена счастьем, чтобы стать чем-то осуждаемым в обществе. Он не сделал ничего дурного, поэтому поток людей проходит сквозь него, не замечая его поступка. Быстро и радостно улыбнувшись, мужчина продолжает свой путь.
Из пластиковой корзинки тянется ярко зеленый ремешок, заканчивается он где-то на коленях у женщины. Я его сначала не замечала, а, заметив, удивилась его предназначению. Это был кошачий поводок, аккуратно закрепленный на холке и под лапами большущего кота благородной дворовой породы. Женщина спала, низко опустив голову, на ее коленях спал кот, вытянув вперед свою белую кошачью тапочку. Руки женщины, которая не хочет знать, где живет, грели кошачьи полоски снизу, кошачий подбородок грелся о пальто советского стиля, а хвост свободно свисал вниз.
Иногда женщина просыпалась, чуть поднимала голову и своими морщинками с любовью смотрела на кота. Кот либо спал, либо поднимал голову и, прищурив глаза смотрел на хозяйку. Глядя на него со стороны, мне казалось... я просто уверена, что кот улыбался. Ничего больше ему было не надо. Он привык к теплым, морщинистым, заботливым ее рукам. Он привык к ее мышиного цвета пальто, привык к ярко-зеленому поводку и то, что хвост благородной дворовой породы свисает с ее колен.
А ей может быт хотелось бы большего, но улыбка, предназначенная ее другу, тепла и нежна. А когда в душе столько нежности и доброты о лучшем уже не мечтается!
Тысячи людей проходят здесь ежедневно, тысячи головных уборов, миллионы сапог и перчаток. Но в глазах людей, спешащих исполнить свой гражданский долг, не прочитаешь столько искренности и счастья, как в глазах одной только женщины, на которую смотреть неприлично, и в прищуренных глазах одного ею любимого кота, который, как мне казалось, улыбался...
-
-
05.03.2007 в 22:27